Песни без слов

В новой программе «Lieder ohne Worte» («Песни без слов») Риад Маммадов соединяет музыку раннего и позднего Брамса с Рахманиновым и своими собственными сочинениями.

Это вечер перекличек и цитат: три интермеццо Брамса — темы, мотивы, фортепианные приемы — словно бы продолжаются в музыке Маммадова. Иногда практически точными парафразами, иногда полунамеком, гадательно. В этих приемах слышны и другие влияния — репетитивные модели американского минимализма, сентиментальность, горечь и мощь русской фортепианной школы и осторожная всеядность бакинского джаза.

Именно сочинения Брамса задают тон вечера, и этот тон едва ли можно назвать увеселительным. Написанные в 1892 году три интермеццо музыкальный критик Эдуард Ганслик назвал «монологами», произведениями «глубоко личного и субъективного характера». Смысл этих монологов современники расшифровывали однозначно: так, средняя часть второго интермеццо ми минор кажется биографу Брамса Вальтеру Ниманну изображением «человека, стоящего на фоне мрачного, порывистого осеннего ветра». Первой же предпослан эпиграф из старинной шотландской баллады: «Спи, малыш, лежи спокойно, спи! Мне горько видеть, как ты плачешь». Утешая, заговаривая беду, Брамс рисует картину тяжелого взросления, ответственности и стойкости — или, как многим казалось, безысходности и меланхолии, связанной с брамсовскими переживаниями собственного старения.

Маммадов сталкивает это сочинение с пьесой, написанной совсем молодым Брамсом — в 1851-м, когда было создано скерцо op. 4, ему нет и двадцати. Шуман в ответ напишет пьесу «Новые пути» и с удовольствием расхвалит сочинения молодого композитора, «бурные по духу и изящные по форме». В кураторской трактовке Маммадова концерт оказывается высказыванием об этих путях, близким по духу гамлетовским сожалениям о «начинаньях, взнесшихся мощно». «Так трусами нас делает сомненье», — мог бы сказать молодой и порывистый Брамс себе же 60-летнему. Но финальное слово все же остается не за ним — концерт заканчивается исполнением одного из наиболее изобразительных, ярких и сложных трансцендентных этюдов Сергея Рахманинова. Этюд из последнего цикла, написанного Рахманиновым перед эмиграцией, начисто лишен элегичности и лиризма — одна суровая сумрачность, энергия, тревожность и неподдельная ярость.

Программа

Иоганнес Брамс. Три интермеццо, оp. 117
Риад Маммадов. Lieder Ohne Worte. The Eastern Promises. Song without words (Istanbul Memories)
Иоганнес Брамс. Скерцо, оp. 4
Сергей Рахманинов. Этюд-картина № 1, оp. 39

Риад Маммадов

Пианист Риад Маммадов в своей творческой деятельности сочетает разные жанры и музыкальные направления. В Москву он переехал из Баку, где родился, вырос и впервые встретился с фортепиано, а также с классикой и джазом, которые вскоре стали главным предметом его интересов. Окончив Московскую консерваторию и аспирантуру по специальности «фортепиано», а также теоретическую аспирантуру как музыковед, он, оставаясь академическим исполнителем, развивает в России и мире направления мугам и джаз-мугам. Восток проникает в программы музыканта и впрямую, и иносказательно, выражаясь в манере исполнения, найденных интонациях и мотивах. Публике пианист знаком по сольным концертам и совместным проектам с дирижером Теодором Курентзисом и его оркестром musicAeternа, а также по альбомам с классическим, джазовым и авторским репертуаром.